Я уже писал годом ранее, о том, что новогодние праздники всегда были чем-то очень сакрально важным для моей семьи, особенно для моей матери. Для нее новогодняя атмосфера начиналась буквально с первых чисел декабря, как только витрины магазинов начинают украшать новогодними игрушками и сопутствующей атрибутикой. Ей это очень нравилось и она прививала все это своей семье. Чтобы нарядить елку - на это у мамы уходили дни, это особый ритуал с ящиком новогодних игрушек, которым наверное больше лет, чем всем членам нашей семьи суммарно. И не потому что нет возможности взять новые, просто те были особенными. Каждый декабрь тянулся очень долго, предвкушая праздничную атмосферу. Будучи маленьким я ждал новогодние праздники еще и потому, что наш кухонный стол украсят ананасом и кусочком красной рыбы, дома будет очень много конфет (часть из которых будут висеть на елке), после 12 ночи мы с отцом выйдем запустить салют, а мама будет наблюдать за нами с балкона - впрочем, это уже для многих привычная классика. Помню, как с друзьями каждый день бежали в "Штрих" на "Южном" за пачкой "Корсаров" или же "Жуков" (это петарды).

Петарды взрывались под окнами целыми днями, а порой мы еще любили сложить их "дорожкой" и поджечь одновременно, дабы получилась очередь из взрывов, после пойти протирать джинсы на "горке", возвращаясь потом домой буквально похожим на подтаявший комок снега.

В новогоднюю ночь с 2013-го на 2014-й год мы с друзьями жгли фаеры и стробоскопы у 11-й гимназии на все том же родном "Южном", что чуть позже затянется густым туманом от армейского белого дыма, что я подожгу после фаеров – никто из нас тогда еще не знал, что это будет наш последний новый год, окутанный праздничной атмосферой, когда мы еще не могли и задумываться об истинном предназначении того армейского дыма.

После появления российских триколоров – в нашем городе не запускали салютов, да и с балконов уже не наблюдали за разноцветными вспышками в небе - с балконов роняли гранаты. Очереди из петард превратились в автоматные, стробоскопы сменились трассерами, на "горке" уже не нужно было занимать очередь, да и после 12 ночи уже никто не выходил.

После 12 ночи я год за годом ждал еще час, чтобы поздравить Украину в Твиттере, в очередной раз акцентируя на том, что люди в оккупации не празднуют по московскому времени. По крайней мере не все, и это казалось таким важным.

Так проходили годы и декабри уже не тянулись долго, ты просто больше ничего не ждал, кроме того, что следующий новый год уже встретишь в освобожденном от российской чумы городе. Дома также не было никакой новогодней праздничной атмосферы, мама с каждым годом все больше погружалась в болезни - и вот, в один момент, как ирония судьбы, только уже не на экране телевизора, некогда сакрально важное 31 декабря (2019-го) для моей матери превратится в сущий ад с приступами и десятками уколов, приездом скорой помощи, что разводя руками давали понять о всей безысходности ситуации, ведь праздник.. Никто тебя не спасет. Так мы и встречали новый год под страшные стоны матери, не в силах хоть как-либо повлиять на ситуацию, а за окнами снова трассера, сигнальные ракеты и вопли камуфлированных ублюдков – хуже ночи я не помню в своей жизни, но весь ужас лишь ждал нас впереди.

1-е января, санпропускник центральной городской больницы города Стаханов – это даже звучит страшно, а уж видеть все это воочию, пытаясь найти спасение для своей умирающей матери.. Никому не пожелаю.

Санпропускник, пропитанный алкоголем после бурной новогодней ночи. Практически полное отсутствие врачей, быдло-медсестры, закатывающие с возмущением глаза от любого поступившего пациента. К нам тогда приходили только два дежурных врача – это хирург и анестезиолог. Никто из них не понимал, что с моей матерью и куда ее ложить, дыша перегаром они пытались, так сказать, опросить пациента… И это все еще может казаться обычной реальностью для провинциальной дыры, но в одно мгновение один из этих докторов обращает внимание на фразу пациента: "приступ был еще когда сын ездил в Украину, а я переживала" и тут-то у псевдолекаря впервые за весь опрос появился реальный интерес в глазах, не, не профессиональный – умирающий человек на кушетке отошел на второй план и все внимание перешло на меня:

"А зачем ты ездил в Украину? А что ты там делал? Ты хоть понимаешь, что тебя там могли забрать в НацГвардию?"

На этом моменте я понял, что вся моя жизнь замкнулась в каком-то кольце абсолютного абсурда и маразма, все российские нарративы догоняют меня в любой бытовой ситуации и выхода из этого просто нет. Сколько бы ты не сопротивлялся – все равно догонит и ударит в момент наибольшей уязвимости. Чуть ли не единственный врач в больнице, что должен был здесь и сейчас спасти самого родного мне человека, с глазами, наполненными враждебности, окосевшими от алкоголя полностью переключился на меня, с пеной у рта доказывая мне о том, как сильно я не прав со своими поездками в "вражескую" Украину.

Далее маму положили в реанимацию и ад продолжился. Добиться какой-либо информации было практически нереально, мы с отцом просто околачивали пороги, в ожидании списка медикаментов, что мы должны были купить. Дважды мне дали увидеть маму через окно палаты с улицы, по факту я просто смотрел 2 минуты в глаза умирающей матери и от безысходности уходил домой, вспоминая ее совершенно другой, веселой и счастливой, наряжающей старыми игрушками новогоднюю елку.

В один из дней из реанимации ко мне вышел врач, я тут же буквально ловил его с вопросами, и тут даже дождался ответа.. Он попросил найти и купить какую-то медицинскую трубку, ибо в реанимации ее нет, а она нужна для матери. В тот момент я бежал в аптеки, думая, что придется оббегать все в городе.. "Вероятно, это какая-то редкая трубка, раз уж ее нет в реанимации" - представлял себе я. Но в первой же аптеке я услышал: "Вам одну? 20 рублей".

4 января мы с отцом как всегда шли с самого утра в реанимацию. Шторы палаты, где лежала мама были открыты, чего не происходило никогда до этого. Внутри не было никого. В моей голове тогда наверное сработал какой-то защитный механизм, не желающий осознавать страшную реальность. Увидев нас в коридоре, нас тут же впервые позвали за двери реанимации, чтобы сообщить время смерти.

Первое узи в реанимации сделали только 3 января, за несколько часов до смерти. По факту все, что делали врачи в реанимации все эти дни – это обкалывали обезболами, попутно пытаясь протрезветь и дождались смерти пациента.

С приходом россиян на Донбасс, с созданием всех этих псевдореспублик - медицина на данных территориях просто умерла. Специалисты всех отраслей массово покидали регион, врачей катастрофически не хватало, люди повально умирали, ибо некому их было спасать. И об этом там знают все, но признавать не хотят, отвлекаясь тут же на "вражескую" Украину, ровно также, как тот врач в стахановской реанимации 1-го января.

В своем крайнем интервью я сказал, что годы оккупации для меня перекрывают все хорошие воспоминания и эмоции о своем городе. И это правда – россия не просто занимает наши города, россия уничтожает все самое светлое, что там было. Словно трупный смрад проникает в каждую щель и заражает зловонием почву, ликвидируя буквально все, что только могло бы связывать эти города с прошлой жизнью, заставляя морщится и кривится от одного лишь воспоминания о жизни там.

И это разложение настолько сильное и мерзкое, что с каждым днем убивает все светлые воспоминания, затмевая радости прошлой жизни абсолютно прогнившей, уродской, абсурдной реальностью