Тема смертной казни в США вновь в центре внимания. Жестокое убийство украинской беженки Ирины Заруцкой и политического деятеля Чарли Кирка вызвало в обществе призывы к возмездию.

На протяжении большей части моей политической жизни я поддерживал смертную казнь. Будучи консервативным активистом, я считал своим долгом поддерживать верховенство закона, требовать ответственности и признавать право общества казнить тех, кто совершает самые ужасные преступления. Я верил, что смертная казнь – справедливый ответ на хладнокровные убийства. Однако, в последние годы, после долгих размышлений, я изменил свою позицию. Я больше не могу поддерживать смертную казнь в США.

Это изменение не связано с какой-то внезапной моей сентиментальностью и не означает отход от консервативных принципов. Оно возникло из переосмысления системных ошибок нашей правовой системы и консервативных принципов Отцов-основателей. Смертная казнь может быть несовместима с консервативными ценностями ограниченного правительства, достоинства личности и сохранения жизни. Более того, она абсолютно не соответствует текущему состоянию нашей правовой системы, которая морально разложена, политически зависима, часто безрассудна и зачастую просто случайна.

Одним из сильнейших аргументов в пользу смертной казни всегда считалась ее финальность. Это – абсолютный ответ общества на самое тяжкое преступление. Но именно эта окончательность и является ее главным слабым местом. Последние десятилетия показали тревожную истину: ошибочные приговоры стали не редкостью, а повторяющейся «особенностью» современной системы уголовного правосудия.

По данным Национального реестра оправданий, с 1989 года в США было оправдано более 3400 человек, в том числе более 190 приговоренных к смертной казни. Исследования показывают, что, по крайней мере, 4% приговоренных к смерти были невиновны. Иными словами, каждая двадцатая казнь может лишить жизни невиновного.

Даже с развитием судебно-медицинских технологий, таких как ДНК-тестирование, система не стала более надежной. Человеческая ошибка, злоупотребления прокуроров, недостоверная судебная экспертиза и расовая предвзятость продолжают преследовать дела о смертной казни. Парадокс очевиден: инструменты поиска истины улучшились, но институциональные гарантии справедливости остаются уязвимыми. Как консерваторы, мы настаиваем на ограничении власти государства, потому что она подвержена ошибкам и злоупотреблениям. Но, смертная казнь дает государству необратимую власть убивать – ту власть, которую никакие технологические достижения не могут обезопасить от человеческой несовершенности.

Консерватизм всегда подчеркивал скепсис к власти государства. Мы отвергаем централизованный контроль над экономикой, бюрократический произвол и федеральное вмешательство в личные свободы. Почему же тогда мы делаем исключение, когда речь идет о власти отнимать жизнь?

Казнь гражданина – самое экстремальное действие государства. Оно требует, чтобы правительство было достойно доверия не только в вопросах определения вины, но и в справедливом, последовательном и непредвзятом применении наказания. Но, наше государство не способно соответствовать этим стандартам. Смертная казнь применяется неравномерно: различия наблюдаются между штатами, округами и даже демографическими группами. Шансы получить смертный приговор часто зависят меньше от характера преступления и больше от географии, расы или, скажу так, качества защиты. Для консерваторов логика должна быть последовательной: если мы не доверяем государству доставку почты, то почему мы доверяем ему решать, кто заслуживает жить, а кто умереть? Принцип ограниченного правительства требует проведения границ даже для самой опасной государственной власти. Власть облагать налогами, регулировать и изымать имущество требует сдержанности, а власть казнить требует упразднения.

Сторонники смертной казни часто обосновывают ее возмездием, мол, «жизнь за жизнь». Этот инстинкт понятен, он коренится в библейской идее «закона возмездия». Но настоящая же справедливость не сводится к мести.

Философ Иммануил Кант, часто цитируемый в защиту возмездия, утверждал, что наказание должно уважать достоинство как жертвы, так и преступника. Но в плюралистическом обществе, где человеческая несовершенность пронизывает все институты, вопрос состоит в том, отражает ли смертная казнь справедливость или же искажает ее. Убийство преступника государством не возвращает жизнь жертве и не укрепляет социальную солидарность, особенно если оно происходит через годы после вынесения приговора. Часто это превращается в бюрократическую формальность, почти как в алгоритм, определяющий случайный исход. Вместо этого существует риск подорвать солидарность, создавая цикл насилия, санкционированного самим же государством, призванным сохранять порядок.

Социальная солидарность (идея, что общество коллективно реагирует на преступление) может проявляться более эффективно через пожизненное заключение без права на досрочное освобождение. Это наказание навсегда удаляет опасного преступника из общества, подтверждает серьезность его преступлений и сохраняет возможность оправдания, если позже появятся новые доказательства. Оно демонстрирует осуждение общества, не повторяя самого преступления.

Другой традиционный аргумент в пользу смертной казни – якобы ее сдерживающий эффект. Но десятилетия исследований не подтвердили, что казнь эффективнее пожизненного заключения в предупреждении убийств. Национальный исследовательский совет в 2012 году отметил, что существующие исследования «не дают информации о том, снижает ли смертная казнь уровень убийств, увеличивает его, влияет на него как-то или нет». Иными словами, аргумент о сдерживании лишен эмпирической основы. Если смертная казнь не оправдана с точки зрения сдерживания, а возмездие искажено системными ошибками, то легитимность рушится.

В своей карьере юриста я видел недостатки нашей правовой системы изнутри. Вместо того, чтобы обеспечивать справедливость, наше верховенство закона, в лучшем случае, это – дорогостоящие переговоры, а в худшем – случайная «генерация исходов». Именно потому, что я – республиканец, приверженный ограниченному государству, личному достоинству и святости жизни, я больше и не могу поддерживать государственные казни, проводимые сломанной правовой системой, унаследованной нами после десятилетий бездумного законодательства и морального нигилизма, ставшего современной основой нашего правового порядка.

Смертная казнь представляет собой чрезмерную концентрацию власти в руках государства, ненадежный и дорогостоящий инструмент правосудия и практику, все более не соответствующую ни эмпирическим данным, ни моральным принципам. Именно поэтому в обществе, которое по-прежнему ценит свободу, ответственность и защиту невинных, смертной казни места нет.