Каждый наш День Независимости отныне – это напоминание про вторжение. 24 августа от 24 февраля отделяют шесть месяцев. И сегодня ровно 3,5 года с момента начала полномасштабной войны.

Война неизбежно становится стресс-тестом для страны. Она проверяет государство на устойчивость. Институции – на эффективность. А граждан страны – на уровень солидарности. Наши союзники на западе и наши враги на востоке были убеждены, что мы не сдадим ни один из трех экзаменов. Они ошиблись.

Реквием Малороссии

Россия могла полагать, что мы не вытянем войну – потому что тремя годами ранее, с ее точки зрения, наша страна голосовала за мир. Результаты 2019 года в Москве могли воспринимать как электоральную капитуляцию – и в Кремле наверняка зрела уверенность в том, что население соседней страны устало как от войны, так и от "партии войны". А то, что президент Украины за предвоенные три года прошагал дистанцию от "договоримся посередине" до запрета пророссийских медиахолдингов, могли воспринимать как предательство политиком своих избирателей.

Этот разрыв между предвыборными лозунгами и реальной политикой мог создавать в Москве иллюзию, что украинские элиты нерелевантны населению страны. Что политики держат избирателей в заложниках. Что итоги голосования 2019 года могут позволить российской армии идти колоннами к украинской столице – даже не разворачиваясь в боевые порядки. Российский президент был в плену собственных иллюзий настолько, что в первые дни войны даже записывал обращение к украинским военным – предлагая тем брать власть в свои руки.

В результате российская армия, готовившаяся к спецоперации, обнаружила, что ей выпало вести полномасштабную войну. В первые месяцы вторжения мы увидели митинги против оккупантов в Херсоне. Видеоролики с гражданскими, останавливавшими российские танки на Черниговщине. Стихийную партизанщину в тылу врага. Мы видели все то, чего так и не случилось на Курщине, когда туда зашла украинская армия. И если у Владимира Путина к началу войны еще оставались иллюзии о том, что есть некая "иная Украина", которая готова носить шаровары и танцевать для "старшего брата" гопак, то, вероятно, они остались в 2022 году.

[BANNER1]

Terra incognita

Коллективный Запад мог полагать, что мы не вытянем вторжение – потому что тоже находился в плену собственных иллюзий. Европа десятилетиями привыкала считать Россию – в ее "советском" и "постсоветском" вариантах – воплощением безжалостной силы, сдерживать которую способен разве что Вашингтон. Кремль долгое время успешно торговал фантомом собственного могущества – и тот успешно продавался в странах Евросоюза.

Когда Европа смотрела на восток, то она смотрела сквозь Киев – сразу на Москву. Наша страна долгое время считалась еще одним пограничьем, которое никак не может определиться с собственной идентичностью. Мы были предметом переговоров, а не субъектом переговоров, и долгое время наша страна была поставщиком новостей о том, как активное меньшинство на улицах противостоит результатам общенациональных выборов.

Запад десятилетиями считал Россию "too big to fail". В ее распоряжении был танковый кулак, способный дойти до Ла-Манша. Стратегическая авиация и ракетные крейсеры. Гиперзвуковые ракеты и профессиональная армия, на которой не экономили последние двадцать лет. Все то, что потом научатся уничтожать Збройні сили України.

Мы были классическим андердогом, на которого никто не готов был делать ставки. В наше будущее никто не верил, а нашего прошлого никто не знал. Мы были страной, умеющей в революции, в бокс и в Евровидение. Те, кто разучились в войну, полагали, что мы тоже не справимся. Нам пришлось их удивить. А заодно и самих себя.

[BANNER2]

Republic strikes back

Есть три реакции на угрозу – "бей", "замри", "беги". Три с половиной года назад первый вариант в Украине выбрало столько людей, что армия одномоментно выросла втрое. Тридцать лет независимости не прошли даром – и те, для кого Украина стала ценностью, а не данностью, были готовы давать взятки за право надеть форму.

Жизнеспособность страны определяется количеством людей, готовых за нее бороться. Миллионы атомизированных граждан не способны к коллективному действию. Нацию скрепляет воедино клей внутренней солидарности. Она проходит референдум в тот момент, когда ее участники готовы ставить общий интерес выше персонального. Мы начали проходить его 3,5 года назад – и не прекращаем до сих пор.

Неожиданность нашего сопротивления была столь велика, что нас до сих пор регулярно пытаются обесценить. Ставят нам в вину коррупцию – словно ее не было в других странах военного времени. Упрекают за принудительную мобилизацию – будто феномен "Фореста Гампа" не был реакцией властей США на дефицит солдат во время войны во Вьетнаме (министр обороны страны снизил интеллектуальный ценз для призывников, когда их стало не хватать). Говорят о неэффективности наших институций – словно до войны были на их счет заоблачные ожидания.

Мы превратились в живое напоминание о том, что субъектность страны измеряется не уровнем национального дохода. Что государства, привыкшие считать себя передовыми, могут не сдать экзамен в аналогичных условиях. Что прежнее разделение на субъектов и объектов геополитики дало трещину – и что главной страной на планете внезапно стала наша.

Оказалось, что от исхода нашей войны будут зависеть правила ближайших десятилетий. Наш успех или поражение определят для мира рамку доступного и допустимого. Учебники военных академий станут переписывать с учетом нашего опыта, а армии ведущих стран будут перевооружаться на основе наших изобретений. Мы напомнили миру о ценностях, а отношение к нашей стране превратилось в этический водораздел, безошибочно проявляющий циников. Наша неуступчивость злу не позволяет им считать себя порядочными людьми.

[BANNER3]

По всем расчетам мы должны были проиграть три с половиной года назад. Нам не должно было хватить воли, людей и ресурсов. Мы должны были стать очередным доказательством, что персы сильнее спартанцев, Давид слабее Голиафа, а республики обречены проигрывать империям. Мы должны были "знать свое место", "ждать своей очереди" и "не провоцировать сильных". Этот стол мы перевернули.

Война научила нас, что культура – это коллективная память нации. Что злопамятность – это ее же коллективный иммунитет. На четвертый год войны мы привыкли ругать себя за то, что плохо справляемся с вызовами вторжения. Но чтобы вынести нам вердикт – нужно найти тех, кто с аналогичным вызовом справился лучше нас. За последние 70 лет таких стран не было.

Этому миру выпало жить по правилам, которые пишет наша страна.

Сегодня ей 34.

Павел Казарин